Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

Ты хотел быть как все межпространственники — не лучше и не хуже. Я вернусь, говорил ты Лидии на прощание. Я только открою свой мир и шагну обратно, успокаивал ты себя.

Для этого нужно лишь искренне мечтать и верить. И тогда ты приведешь кабину к миру, пригодному для колонизации. Создашь дорогу для поселенцев.

Минута до старта. Ты закрываешь глаза. Пальцы впиваются в подлокотники, и мысли скачут, сбиваются, перепрыгивают с одного на другое, не позволяя сосредоточиться на главном. Пусть твой мир будет самый красивый, с водопадами и чистыми реками. С белыми птицами в вышине и зверьками, смешными, словно плюшевый медвежонок из детства.

Потом ты чувствуешь, как вздрагивает кабина от электромагнитного импульса и проваливается в иное измерение, оставаясь на месте. Тебя подхватывают межпространственные течения, и в мыслях ты уносишься ввысь, по ту сторону голубого неба.

«Ну что, салага, сдрейфил?» — ухмылялся Жан, когда ты встретился с ним утром незадолго до твоего путешествия. Жан дважды нырял в подпространство. На его счету две открытые планеты, две новые колонии.

Сдрейфил. Но назад дороги нет. Все тесты пройдены, ты соответствуешь среднестатистическим данным мечтателя.

«Главное четко представлять, что ты хочешь увидеть, и все получится».

«Жан! Что это значит на практике — резонанс с мыслями путешественника? Почему нас приводит в тот мир, который мы представляем? Знаю, что никто этого не объяснит, но ведь ты уже дважды бывал там. Должно же быть какое-то объяснение».

«Приводит? — Жан нагнулся к твоему лицу и хитро улыбнулся одними губами; его глаза при этом оставались серьезными. — А может, создает для тебя твой собственный мир на чужой планете?»

Ты замираешь, будто прикоснулся к той тайне, которая у всех на устах, но о которой никто не говорит вслух. И тогда все научные постулаты о межпространственных течениях и резонансе с мыслями путешественников разбиваются об эту тайну, известную всем. Не приводит, а создает. Кто? Ты сам или силы, что находятся в ином измерении?

Когда Жан улыбается, то напоминает лису, стащившую курицу. Того и гляди заметишь прилипшие к его рту перья.

«Ты поймешь».

И маленький подлый страх внутри — что, если ничего не выйдет и ты создашь пустой мир? Но назад не вернуться.

Тяжело ощущать иную реальность за толстой стеной. Закрываешь глаза и понимаешь, как твое сознание ежесекундно пронизывают миллионы километров чужого пространства. Ты здесь, на Земле. Сделай шаг сквозь шлюз — и очутишься дома. Но ты должен открыть другую дверь, проложить путь на иную планету, связав миры порталами.

Времени не существует, и ты не ощущаешь, сколько занимает путешествие — час, вечность?

Водопады…

Плюшевые звери…

Белые облака и птицы…

Все это чередой проносится перед глазами.

Путешествие заканчивается, кабина проваливается в обычное пространство. Скафандр неудобен, ты кажешься себе игрушкой, которая не может стоять на собственных мягких ногах. С шипением выходит из шлюза воздух, и ты ступаешь в свой мир — придуманный тобой, созданный тобой? Чужой. Над головой багровое небо, под ногами черная земля. На горизонте беззвучно плюется огнем вулкан. Ты опускаешься на колени и набираешь рассыпчатый сухой песок в ладони. Он течет между пальцами, опадая на землю, как пепел пустого мира. Ты не справился. Ты привел кабину к мертвой планете.

Это твое первое и последнее перемещение. Межпространственников-пустышек списывают, как ненужный материал. Не потому, что не доверяют. Просто нет смысла. Раз за разом они будут приводить к пустым мирам.

Кабина потрачена зря. Ее больше нельзя использовать. Здесь не будет висеть табличка «Мир, открытый Гораном Струмицевым в 2059 г.». Кабина останется стоять, словно памятник неизвестному неудачнику. Одна дверь на Землю, вторая — в пустой мир.

Нужно подняться и сделать шаг назад. Ну же, межпространственник-пустышка, поднимайся! Вставай! Имей смелость хотя бы вернуться.

И ты возвращаешься, оставляя свою мечту в пустом мире.

* * *

Фонари на столбах по краям аллеи разгоняют темноту и манят ночных бабочек — толстых и на первый взгляд неуклюжих бражников. С завидным упрямством мотыльки бьются в пыльные стекла, пытаясь добраться до светодиодных ламп. В безветренной тишине звучит выстукиваемая их крыльями морзянка. Тук-тук, тук-тук. Из ночи в ночь. На протяжении всего лета, пока метеорологи не разрешат осенним холодам вступить во владения. Тогда разноцветные листья кленов и берез покроют аллею шуршащим ковром, и еж, которому Алька несет большое красное яблоко, заляжет в спячку.

Упрямые бабочки летят к фонарям, мой друг идет по ночной аллее. Ему не страшно, он ведь не сам, впереди иду я.

«Тебя уже хватились», — сказал я Альке, прислушиваясь к событиям, что происходили в школе межпространственников.

— Шапокляк лютует? — вслух спросил мой друг, хотя это незачем — я легко слышу его мысли.

«Сердится. Не понимает, как тебе удалось проскользнуть сквозь охранные системы».

— Надежно экранируешь?

«Как обычно», — улыбнулся я.

Я позволю найти Альку уже под утро, когда он обойдет заброшенные кабины-пустышки и свернется калачиком на одной из скамеек.

Ночной парк безлюден. Покинутые дома заглядывают сквозь темную листву черными окнами. Их давно оставили обитатели. Кто-то живет на природе, создав для себя собственные биодома. Кто-то ушел в небесные города или в морскую пучину. Другие поселились в тех мирах, где они могут быть счастливы.

А что нужно для счастья моему другу? Я понимаю — переходной возраст, мальчишка мечется, что-то хочет доказать, и мне приходится потакать его выходкам. Раз за разом мы вместе идем на ту сторону парка, к началу межпространственных корпусов. Альке нравится гулять мимо заброшенных кабин, ведущих к пустым мирам.

— Где Колючка? — спросил мой друг. — Уже давно должен был появиться. Смотри, что там впереди?

«Костер».

Сквозь деревья пробивался огонек. Алька, словно индеец из приключенческих фильмов, шмыгнул в кусты. Стараясь не шуметь, ведь в лучших традициях следопытов под ногами не должна хрустнуть ни одна веточка, мы подкрались к костру. Дрожащее пламя отбрасывало тени, которые, казалось, протягивали длинные руки к сидящему у огня человеку.

— Лети на свет, бабочка, — сказал незнакомец, не оглядываясь. — Хватит прятаться.

Алька поднялся и шагнул в круг света.

— Я не бабочка, — сказал он.

Мужчина подбросил в костер несколько хворостинок и обернулся. Алька еще не видел столь старых людей, ведь все стараются изменить лица и выглядеть моложе. Во всяком случае, разгладить глубокие морщины, что делали лицо похожим на растрескавшийся асфальт, не представляло труда.

— Привет, бегун или беглец? — незнакомец усмехнулся, морщины разгладились, и Алькина тревога исчезла без следа. — Ты же из школы межпространственников? Давай, присаживайся, Бабочка.

— Я Алька, — буркнул мой друг и опустился на лежащее полено, почувствовав сквозь плотную ткань брюк шершавую кору. Я сел рядом, ощущая жар от языков пламени.

— Как древние люди у первого костра, — кивнул старик на огонь. — Меня звать Гораном. Давай, Бабочка, рассказывай, чего сбежал. Хотя это ты правильно сделал.

«Почему?» — удивился я.

— Почему? — удивился Алька.

— Тебя же что-то подтолкнуло на этот шаг?

— Не знаю, — пожал худыми плечами мой друг.

«Зато я знаю — упрямство, — сказал я. — И общая вредность».

— Ты же приходишь сюда почти каждую ночь. Что тебя ведет, Бабочка?

— Откуда вы знаете? Вы… следили за мной?

— За тобой? Зачем? Просто вы ходите так шумно, что не мудрено не заметить.

«Вы?! Он же не может меня видеть!»

— Вон твой друг, — сказал Горан. — Тоже к костру пришел. Смотри, не боится.

Из темноты выполз Колючка и повел длинным носом, принюхиваясь. Алька достал из кармана яблоко и протянул ежу. Тот отбежал назад в спасительную тень. Тогда Алька положил яблоко на дорожку и подождал, пока Колючка соизволит выползти на свет, схватит угощение и утащит в темноту.

— Съест, — констатировал Горан.

— Вы что, здесь живете? — спросил Алька.

— Можно сказать и так, — улыбнулся старик. — Каждый же может жить, где ему хочется. Мне нравятся покинутые дома и кабины, ведущие в пустые миры. А возможно, мне просто не хочется расставаться с прошлым.

— Оно как память, — сказал Алька.

— О неудачниках, — добавил Горан. — Жизнь кипит, отправляются новые кабины, но мне нравятся вот эти, давно всеми брошенные, которые больше нельзя использовать.

— Вы путешествовали?

— Это было очень давно. Тогда все виделось по-другому. Мы были первопроходцами, мечтателями, отправляющимися в неведомое.

— Одна из кабин — ваша? — тихо спросил мой ДРУГ.